Приносим свои извинения - сайт пока что находится в реконструкции
"Волшебник акварельного города"
Новосибирск, отраженный в картинах художника Владимира Курилова.
Это особый жанр, сказочный и реалистический одновременно, мне почему-то (см. заголовок) пришла на ум ассоциация со сказочным волшебником Гудвином из сказки про Изумрудный город... Технология и волшебство, физика и лирика в одном лице... Попозже напишу еще, а пока что предоставлю слово профессиональному журналисту...
------
СУМЕРЕЧНЫЙ ВЗГЛЯД
Что бы ни изображал художник –
Он всегда рисует автопортрет.
Почему художники избегают рисовать Новосибирск? а если рисуют, то эти работы по большей части невыразительные, незапоминающиеся. Самый известный наш земляк Николай Грицюк и тот писал новосибирский пейзаж только в молодые годы, а в период творчества, уже не вполне фигуративного, которым он и знаменит, в основном вдохновлялся Москвой. Почему в Новосибирске нет, и не было таких мастеров, как Бенуа и Остроумова-Лебедева? Конечно, в эссе исчерпывающе не ответить на этот вопрос. И все-таки…
Смотрю на акварели Владимира Курилова и задумываюсь… Чем-то они меня притягивают, и, одновременно, не допускают к себе, настораживают. Город узнаваем, но какой-то другой, незнакомый, тот и не тот. Чтобы понять художника, нужно вначале поразмышлять какой же он на самом деле, наш город? Город не из окон автомобиля или автобуса, а с высоты человеческого роста, когда живешь в нем, ходишь по его улицам, и уже врос в него своими корнями-нервами. Город, когда ты внутри него и, все же прищуриваешься, стараясь видеть его как бы со стороны, в перспективе. Я не имею в виду отдаленные и спальные районы, а говорю только о городских пейзажах, представленных на акварелях. Если вглядеться, здесь нет архитектурных ансамблей и даже фрагментов ансамблей, а только обломки несостоявшихся замыслов. Да каких там ансамблей. Во все времена здесь как будто отрицалась задача вписать новое здание в застройку прежних эпох. Новое — агрессивно противопоставляет себя масштабом, пропорциями, декором фасадов. Как будто дети разного достатка с разномасштабными наборами кубиков, лего, трансформеров азартно спорят у кого лучше игрушки и, в итоге нагромождают жуткую несуразицу. Даже интересные сами по себе отдельные здания стараются уничижить, загородить, задавить соседа а тем самым разрушают целое и вызывают раздражение к себе же. Обычно здесь ссылаются на бурную динамику роста, быструю смену эпох и стилей, носящих революционный характер, что и зафиксировал город в камне. Но оправдание ли это? В наши дни и вовсе узаконена эклектика, а отсутствие стиля объявлено новым стилем. И, не в том дело, что надо полностью отказаться от современной застройки центра, а лишь ответственно подходить к задаче, корректно и уважительно относиться к творениям своих, уже почивших коллег и собратьев, безусловно, более тонко организованных, образованных и талантливых. Ведь не разрушила же ансамбля Лувра авангардная пирамида в его внутреннем дворе. Конечно, и в Новосибирске есть примеры тактичного подхода к этому непростому вопросу. Так стеклянный шар не нарушил композиции сквера близ шатра «Глобуса», а, наоборот, обогатил ее и смягчил, успокоил нервозное восприятие композиционно не сбалансированного объема самого театра.
Что бы ни изображал художник –
Он всегда рисует автопортрет.
Почему художники избегают рисовать Новосибирск? а если рисуют, то эти работы по большей части невыразительные, незапоминающиеся. Самый известный наш земляк Николай Грицюк и тот писал новосибирский пейзаж только в молодые годы, а в период творчества, уже не вполне фигуративного, которым он и знаменит, в основном вдохновлялся Москвой. Почему в Новосибирске нет, и не было таких мастеров, как Бенуа и Остроумова-Лебедева? Конечно, в эссе исчерпывающе не ответить на этот вопрос. И все-таки…
Смотрю на акварели Владимира Курилова и задумываюсь… Чем-то они меня притягивают, и, одновременно, не допускают к себе, настораживают. Город узнаваем, но какой-то другой, незнакомый, тот и не тот. Чтобы понять художника, нужно вначале поразмышлять какой же он на самом деле, наш город? Город не из окон автомобиля или автобуса, а с высоты человеческого роста, когда живешь в нем, ходишь по его улицам, и уже врос в него своими корнями-нервами. Город, когда ты внутри него и, все же прищуриваешься, стараясь видеть его как бы со стороны, в перспективе. Я не имею в виду отдаленные и спальные районы, а говорю только о городских пейзажах, представленных на акварелях. Если вглядеться, здесь нет архитектурных ансамблей и даже фрагментов ансамблей, а только обломки несостоявшихся замыслов. Да каких там ансамблей. Во все времена здесь как будто отрицалась задача вписать новое здание в застройку прежних эпох. Новое — агрессивно противопоставляет себя масштабом, пропорциями, декором фасадов. Как будто дети разного достатка с разномасштабными наборами кубиков, лего, трансформеров азартно спорят у кого лучше игрушки и, в итоге нагромождают жуткую несуразицу. Даже интересные сами по себе отдельные здания стараются уничижить, загородить, задавить соседа а тем самым разрушают целое и вызывают раздражение к себе же. Обычно здесь ссылаются на бурную динамику роста, быструю смену эпох и стилей, носящих революционный характер, что и зафиксировал город в камне. Но оправдание ли это? В наши дни и вовсе узаконена эклектика, а отсутствие стиля объявлено новым стилем. И, не в том дело, что надо полностью отказаться от современной застройки центра, а лишь ответственно подходить к задаче, корректно и уважительно относиться к творениям своих, уже почивших коллег и собратьев, безусловно, более тонко организованных, образованных и талантливых. Ведь не разрушила же ансамбля Лувра авангардная пирамида в его внутреннем дворе. Конечно, и в Новосибирске есть примеры тактичного подхода к этому непростому вопросу. Так стеклянный шар не нарушил композиции сквера близ шатра «Глобуса», а, наоборот, обогатил ее и смягчил, успокоил нервозное восприятие композиционно не сбалансированного объема самого театра.
А, казалось бы, святая святых, символ города, его бренд – Оперный театр. Какое-то проклятие нависло над ним еще задолго до воплощения и бесконечно преследует. Зодчие 20-30 годов XX века, задумывая этот объект, предполагали изумить мир невиданной новизной функций, форм, возможностей. В невероятных муках, смертельной борьбе людей, интересов, эпох он многократно перевоплощался уже в процессе роста и, наконец, облачился во френч классицизма, стал приземленным и торжественно солидным. Он мог стать абсолютно другим, совершенно не похожим на себя теперешнего, трудно сказать, лучше или хуже. Но он есть такой, какой он есть. С уникальной родословной и судьбой. И, конечно, достоин большего уважения к себе и более благородного обхождения заслужил. Однако, сейчас он врос в землю, и едва заметен проезжающими по Красному проспекту. Шеренга гигантских черных фигур преградила доступ к нему. Семантически и визуально. Но этого мало, театр пытаются утрамбовать гигантскими сапогами высоток бизнес-центра. Не потому ли на акварели нашего художника Оперный — это оплот сопротивления, гордый одинокий бастион, окруженный враждебным ледяным пространством и взбудораженным мерцанием тяжелого и грозного космоса. На картине он отрицает свое недостойное окружение и не замечает его — значит, того и вовсе нет.
Конечно, представленные в этой подборке работы имеют разное настроение и характер. Более-менее умиротворенные или, напротив, будоражаще-тревожные. Печаль недосказанности, как вынужденное сокрытие всей правды, тоска по отсутствию совершенства, по подготовленному, но так и не свершившемуся событию сквозит в каждой работе. Художнику трудно выбрать удачные фрагменты городского пространства. И потому, разрывая связи существующего окружения или деликатно высвобождаясь от них, он тем самым дает объектам своего внимания вид несколько фантастический. При этом, не теряя узнаваемости, городской пейзаж принимает благородные очертания. Улицы обычно безлюдны, а где-то случайные прохожие в тревоге удаляются с места события. Напряженное ожидание чего-то таинственного придает образам особый аромат и магическую притягательность. Здания, как замершие живые существа, напрягшие мышцы и скелеты, готовы вдруг распрямиться и предстать в новом качестве или рассыпаться в прах от непосильного напряжения и усталости. Это ощущение подтверждается в реальности у нас на глазах. Написанные совсем недавно пейзажи выглядят некой древностью, а места на них изображенные по большей части уже серьезно изменились.
Я бы определил эти работы как посттрадиционный романтизм. Причем не в современном значении романтики в розовых очках, а в корневом значении этого слова, как римский, древний, загадочный…. На художника, несомненно, оказал влияние Утрилло, и немецкие романтики Каспар Давид Фридрих и Э.Ф.Оэм, и, конечно, Грик и Гварди, когда он печален. На работах почти нет солнца. Меланхолия накрыла город звенящей тишиной и изгнала из него суматошную жизнь и суетное движение, придав зданиям достоинство и аристократизм. Город выглядит в собственных глазах благороднее, древнее, солиднее. Но иногда вдруг охватывает ощущение провинциальной сцены, которую покидают или уже покинули актеры, а декорация вынуждена бессловесно играть спектакль, и от этого более тонко и интригующе.
Новосибирский поэт Анатолий Соколов сказал как-то: «Если правда о Новосибирске слишком удручающа и стоит дешево, дайте городу такой портрет, который бы, не слишком его обманывая, не искажая слишком его образ, возвысил бы его в собственных глазах. О могущественный глаз пристрастного наблюдателя. Он может все. Он выбирает такие ракурсы, которые делают совершенно иными и странными набившие оскомину ландшафты. Тогда город способен забыть свое темное прошлое, трагикомическую историю и сомнительное настоящее…».
Иван Катавский
Журнал «Новосибирск» №2 2007 г. (Hits: 16197)
Новосибирский поэт Анатолий Соколов сказал как-то: «Если правда о Новосибирске слишком удручающа и стоит дешево, дайте городу такой портрет, который бы, не слишком его обманывая, не искажая слишком его образ, возвысил бы его в собственных глазах. О могущественный глаз пристрастного наблюдателя. Он может все. Он выбирает такие ракурсы, которые делают совершенно иными и странными набившие оскомину ландшафты. Тогда город способен забыть свое темное прошлое, трагикомическую историю и сомнительное настоящее…».
Иван Катавский
Журнал «Новосибирск» №2 2007 г. (Hits: 16197)
